Как такое может быть, его не волновало. Он видел своего отца.

Да, именно его. За всю свою жизнь он никогда и ни в чем еще не был так уверен. В тот самый миг, когда небесные огни опустились на Телеф, он понял, что прибыл его истинный создатель. Одни утверждали, что это Черные Судьи пришли за данью, другие — что боги вернулись, дабы вершить судьбу мира, но никакие чужие слова не могли пошатнуть неколебимую уверенность Пертурабо.

Отец.

В тот же день он налегке сбежал из дворца в Лохосе и, угнав орнитоптер, отправился к Телефу. Посадить легкую летающую машину было негде, поэтому он просто разбил ее оземь у подножия необъятной горы и дальше двинулся пешком — через террасированные поля и редкий лес на поросшие колючками луга и, наконец, голый камень. Почти восемь километров пути, но он не останавливался.

Он посмотрел вверх. Звездный вихрь исчез.

Впервые Пертурабо не чувствовал на себе его испытующий взор.

Но и покоя он не ощутил, еще нет. Его сердца трепетали от возбуждения, разум прокручивал сотни возможных исходов будущей встречи, а тревога окрашивала большинство их в мрачные тона. Пертурабо боялся, что отец его не узнает или сочтет недостойным, что он будет жестоким или выяснится, что примарх ошибся и пришелец ему не отец вовсе. Все положительные варианты меркли под тяжестью паранойи, выпестованной годами жизни среди олимпийцев. Он уже давно потерял счет сорванным покушениям и заговорам против себя и подозревал, что чудесное явление может оказаться лишь очередной уловкой.

Его подгоняла жажда определенности. Переполненный неистовой, почти убийственной энергией, он карабкался так быстро, что никакое смертное сердце не выдержало бы такого темпа, и забирался туда, где обычному человеку было бы нечем дышать. Телеф был настолько высоким, что даже у Пертурабо началась горная болезнь, но и на грани беспамятства он продолжал подниматься, гонимый издевательскими насмешками невидимых созданий.

Он выбрался на широкий уступ. За его спиной простиралась вся Олимпия, а меньшие горы сворой подхалимов льнули к величавой громадине Телефа. Не удостоив пейзаж и мимолетного взгляда, Пертурабо бегом ринулся по каменной россыпи, оставляя на ней первые человеческие следы. Впереди вырос заледенелый утес. Не останавливаясь, Пертурабо вскочил на него и полез вверх, руками выбивая ямки в камне. Мороз обжигал его плоть. Пальцы онемели, и он работал ими, словно грубыми железными инструментами, не принадлежащими его телу. Каждый вдох раздирал легкие. Конечности дрожали от всплеска молочной кислоты, с которым не могло справиться даже его удивительное тело.

Перед его глазами плясали разноцветные пятна. Пертурабо тянулся все выше, подтягиваясь на руках и отталкиваясь ногами. Он карабкался слишком быстро и совершенно безрассудно, лишь бы поскорее увидеть отца. Но в очередной раз его пальцы не нашли, за что зацепиться, и он потерял равновесие.

Разразившись последним сбивчивым криком, Пертурабо сорвался, окончательно проиграв битву со стихией.

Но он не упал. Его запястье обхватила рука в латной перчатке, и эта на вид самая обычная человеческая рука — не чета его собственным исполинским лапищам — таила в себе невероятную силу.

Пертурабо поднял глаза и, посмотрев в лицо своему лучезарному спасителю, зарыдал от страха и восторга. Его разум моментально опустел. Сущность, способная сокрушать горы, нависла над ним.

Внезапно свет погас. Пертурабо очутился на твердом льду более чем в девяти километрах над землей — в небесах, где царствует темнота, воздух разрежен, а звезды сияют днями напролет.

Облик человека, прежде сокрытый за аурой величественности, прояснился. Из ослепительного ореола проступили черты, и Пертурабо наконец разглядел гостя. Перед ним стоял мужчина с обликом смертного и мощью бога, на чьем безупречном лице застыла широкая улыбка.

+Сын мой,+ произнес он. Его губы оставались сложены в искренней радостной улыбке, какой Пертурабо никогда не видел на лицах расчетливых олимпийцев. С них не слетало ни слова — и все-таки он говорил: +Я нашел тебя.+

— Я…

Пертурабо повело, он покачнулся. Разум отца давил на него с неимоверной силой. Звездный вихрь, его вечный жгучий страх, казался ничтожным на фоне такой мощи. Пришелец читал его, как открытую книгу, вытягивая на свет самые глубинные мысли. Глядя на мужчину сверху вниз, Пертурабо не выдержал и упал на колени в порыве смирения — качества, прежде ему в себе не знакомого.

— Отец…

Даже преклонившись, Пертурабо был выше дивного странника, но он нисколько не сомневался, что во всем остальном и в подметки тому не годится.

— Я Император Терры и всего человечества, — теперь уже вслух произнес мужчина. Его спокойный голос сулил великие свершения. — А ты Пертурабо.

— Да! Да, это я! — воскликнул примарх. — Ты знаешь меня!

Император положил руку ему на плечо. Воины в золотых доспехах с высокими шлемами, что стояли за спиной повелителя людей, пристально следили за скалолазом.

— Ты тверд и бесстрашен, каким я и хотел тебя видеть, — Император окинул взглядом мир, словно мог с такой высоты разглядеть его в мельчайших деталях. — Ты многого добился. — От наслаждения его улыбка стала еще шире. — Передо мной царствие покоя и порядка, полное величественных замков и удивительных механизмов. Нам столько предстоит обсудить, а тебе — столькому научиться, но я чувствую в тебе жажду знаний. Думаю, впереди у нас много плодотворных ночей.

— Да, — кивнул Пертурабо. — Прошу!

Трепетный восторг едва не лишил его дара речи.

— Согласен ли ты присягнуть мне на верность? Готов ли присоединиться ко мне и посвятить себя служению человеческой расе?

Золотые воины ощутимо напряглись. Их оружие смотрело прямо на Пертурабо.

В иных обстоятельствах подобное оскорбление разожгло бы в нем буйную ярость, но сейчас вся его гордыня, прежде незыблемая, как железо, поплыла и испарилась, оставив лишь кроткую покорность.

— Мне большего и не надо! Я клянусь, что буду верой и правдой служить тебе до скончания веков. Вот мой обет.

Император взирал на него глазами, полными бесконечной мудрости. Но за ней, где-то очень глубоко, затаилась грусть, и больше всего на свете сыну хотелось разогнать ее.

— Тогда поднимись, сын мой.

Печаль исчезла, будто ее вовсе не было, и Пертурабо устыдился того, что посмел приписать такие эмоции столь прекрасному существу.

— Впереди ждет трудный путь, — предостерег Император, — но немногие достойны пройти по нему. У меня есть много работы для тебя — неумолимого, непреклонного, непобедимого. Ты станешь моим Железным Владыкой.

Пертурабо закричал от нескрываемой эйфории. Наконец-то он познал чистое, искреннее, безоговорочное одобрение. Он купался в лучах любви отца к потерянному и вновь обретенному сыну. Впервые в жизни он почувствовал, что нашел свое истинное место.

— Да будет так, — провозгласил Пертурабо.