— Мой господин, я…

— Отвечай! — взревел примарх. Он опустил голову на уровень лица офицера, забрызгав того слюной. Железный Владыка напоминал чудовищного быка перед атакой. — Полагаю, ты установил контакт?

— Да, мой господин, — ответил дежурный.

Пертурабо оглядел съежившихся слуг.

— Тогда немедленно открыть мне гололит-канал с их командиром! Что с вами такое? Умом тронулись? Мне самому все делать?

Офицер вздрогнул и трижды сглотнул. Лишь тогда он сумел заговорить:

— Мой господин, капитан Тесугер прибудет сюда раньше «Андрокла», на скоростном челноке. Он желает лично сообщить вам новости.

— Судя по твоему виду, — произнес Железный Владыка, — тебе уже известно, что это за новости. Говори.

— Мой господин, я… я… — запнулся смертный.

Примарх схватил человека за плечи и вздернул над палубой.

— Говори!

По брюкам офицера расплылось темное пятно. Три капли жидкости упали на пол.

— Олимпия… — в ужасе прошептал вахтенный. — Она восстала против света Императора.

В иной ситуации выражение лица Пертурабо могло показаться смешным. Примарх побледнел, его глаза расширились и выглядели большими, как у ребенка, а челюсть отвисла от изумления. Никто прежде не видел Железного Владыку таким. Все, в чем он был уверен, исчезло в одночасье, как снесенный потоком воды песчаный фундамент, и высокомерие Пертурабо рассыпалось подобно замку, возведенному на этой основе.

— Мне… мне… жаль, мой господин, — добавил офицер.

Щеки примарха заалели, лоб пошел пятнами, рот искривился звериным оскалом. Зарычав, он сдавил дежурного в руках. Тот завопил от боли в ломаемых костях. Одной рукой держа несчастного за плечо, Железный Владыка вцепился ему в бедро, воздел беспомощного человека над головой, поднял ногу и с размаха опустил добычу на наколенник. Тело офицера переломилось, как веточка.

Отшвырнув мертвеца, Пертурабо дико огляделся по сторонам, словно надеясь отыскать где-нибудь в углу выход из тупика. Он присел, как получеловек, готовящийся к броску. Благородный облик исчез, и в глазах примарха заплясали искорки безумия.

Легионеры невольно стиснули болтеры. Голг осторожно отошел назад. Харкор оглянулся через плечо в поисках пути к бегству. Форрикс застыл, как парализованный. Мужчины и женщины на командной палубе замерли, позабыв о своих заданиях. Только сервиторы продолжали работу, бездумно бормоча отчеты или запросы распоряжений.

Напряжение стало невыносимым — хуже, чем перед надвигающейся бурей. Люди оказались в положении травоядных, запертых в клетке с беснующимся амбуллом. Они не верили, что выйдут с мостика живыми.

При виде их перепуганных лиц и реакции сыновей Пертурабо опомнился. Какое-то мгновение ему хотелось броситься на окружающих и перебить их всех; рациональная часть его разума, которую он взращивал долгие годы, замерла на грани распада, но затем возобладала вновь. Позор, принесенный такими вестями, нельзя было смыть кровью.

Гнев примарха угас — грозовая туча ушла в сторону, не пролившись дождем. Железный Владыка осунулся. Наткнувшись взглядом на искаженное ужасом лицо мертвого офицера, он потерял дар речи. Мерзкая сосущая боль начала пульсировать у него в груди, словно кто-то удалил сердца Пертурабо и заменил их ничем.

Неверие и стыд грозили убить его. Примарх крепко зажмурился.

— Сообщите мне, когда прибудет капитан Тесугер, — тихо произнес он. — Я приму его в командных покоях… наедине.

Опустив голову, он хотел уйти, но остановился и посмотрел на офицеров связи.

— Передайте, что ему нечего бояться.

Глава тринадцатая:

Олимпия в осаде

Сто двадцать пятая экспедиционная флотилия стремительно вырвалась из варпа глубоко внутри системы Олимпии. Появившись вдали от безопасной точки Мандевилля, она прорвала в самой ткани космоса дыру, которая никогда не затянется полностью. Тяжелый крейсер «Агамемнон», пострадавший в битвах с хрудами, в момент прибытия не выдержал мгновенной нагрузки от гравитационных полей системы и взорвался. Новая звезда, кратко вспыхнувшая в небе, возвестила олимпийцам о возвращении домой Железного Владыки.

На борту крейсера находилась тысяча легионеров, но Пертурабо, даже не взглянув на их яркий погребальный костер, приказал армаде немедленно взять курс на Олимпию. Корабли перестроились клином, как для планетарной атаки, и примарх полным ходом помчался на родину.

Войдя на командную палубу, Форрикс обнаружил там двух других триархов. Модуль гололита окружала толпа капитанов и кузнецов войны. На лица космодесантников падал мягкий эрзац-свет планеты, спины их окутывала густая тьма, от ног тянулись идеально неподвижные тени.

Пертурабо возвышался на целую голову и плечи даже над самыми могучими своими сыновьями. Окруженный воинами в тускло-стальных доспехах легиона, он казался одинокой горой на равнине из железных черепов.

На командных мостиках звездолетов Астартес всегда было шумно. Офицеры — люди и постлюди — отдавали приказы, из всех уголков корабля и от остального флота поступали вокс-доклады. Сервиторы, бормоча биомеханическими ртами, извергали потоки данных. В воздухе витали тихие песни всевозможных работающих устройств: шепот модулей охлаждения, нарастающий в темпе писк системных извещений, жужжание шестерней и магнитных лент, пыхтение блоков жизнеобеспечения, пощелкивание световых индикаторов на приборных панелях. Главной же темой, перекрывавшей прочие мелодии в великой симфонии звездолета, была далекая пульсация двигателей — вибрация, что проникала в каждый атом человеческого тела и навсегда поселялась в его костях.

Но и ее заглушало более резкое, настойчивое гудение реакторов сотни доспехов, собранных в тесном пространстве. Сами по себе генераторы были почти бесшумными, но их хор напоминал визг циркулярной пилы, от которого ныли зубы.

Форрикс молча направился в передний ряд. Он хлопал братьев по наплечникам; те оборачивались и, увидев триарха, неохотно уступали дорогу.

Лицо Пертурабо выражало абсолютную, почти безумную сосредоточенность. Но, несмотря на шум вокруг, он заметил приближение кузнеца войны и повернулся к нему.

— Ты явился, Форрикс, — сказал примарх. — Как прошла инспекция?

В центре огромного гололита висело изображение Олимпии и ее спутников. Корабли флотилии снабжения стояли на высоком якоре, обратив к планете бортовые орудия. Под ними, игнорируя угрозу с небес, лениво вращался мир, большую часть которого занимали ступенчатые горные хребты, искаженные и разделенные тектонической активностью. Они казались шеренгами солдат, выполняющих замысловатые строевые упражнения. В низинах плескались маленькие сине-зеленые моря, а по высотным ущельям, схожим с наконечниками стрел, были разбросаны тысячи озер. Наготу Олимпии, ее каменистую кожу песочно-серого и коричневого цветов, прикрывали небольшие участки зелени. На склонах пиков росли редкие леса, а плодородные земли рассекали скалы длинными изумрудными полосами.

Последним из доминирующих цветов был белый: вокруг хребтов вились облака, скручиваясь небольшими вихрями над устремленным ввысь ландшафтом. Снег и лед покрывали высочайшие пики и полюса. Кое-где виднелись бурые пятна над промышленными комплексами, но индустрия еще не успела погубить планету.

Взглянув на нее, Форрикс с глубокой грустью подумал, кем он был, кем стал и о чем сейчас попросит его господин. Единственным ответом на мятеж было кровопролитие.

По бокам от примарха стояли Харкор и Голг, а вокруг них образовалось пустое пространство, будто какой-то невидимый щит не подпускал к ним остальных. Шагнув внутрь, Форрикс ощутил напряжение, исходящее от повелителя.

— По вашему приказу, мой господин, подготовлены и ожидают развертывания семь гранд-батальонов, — доложил кузнец войны. — Все транспорты собраны на десантных палубах «Железной крови», «Великой Мегеры», «Отмщения Птола» и «Железистого деспота».